Announcement

**terra** · 21.02.2015, 16:34

2. Существо жалобы

(a) Общие принципы
(i) Что касается сферы действия статьи 3 Конвенции
143. Как указывал в ряде дел Европейский Суд, статья 3 Конвенции гарантирует одну из важнейших ценностей демократического общества. Даже при наиболее сложных обстоятельствах таких, как борьба с терроризмом и организованной преступностью, Конвенция абсолютно исключает пытку и бесчеловечное или унижающее достоинство обращение и наказание независимо от поведения потерпевшего (см. Постановление Большой Палаты по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, § 119, ECHR 2000-IV, и Постановление Европейского Суда от 15 ноября 1996 г. по делу "Чахал против Соединенного Королевства" (Chahal v. United Kingdom), § 79, Reports of Judgments and Decisions 1996-V). Статья 3 Конвенции не предусматривает исключений, и никакие отступления от нее в порядке применения пункта 2 статьи 15 Конвенции не допускаются даже в случае чрезвычайных обстоятельств, угрожающих жизни нации (см. Постановление Большой Палаты по делу "Сельмуни против Франции" (Selmouni v. France), жалоба N 25803/94, § 95, ECHR 1999-V, и Постановление Европейского Суда от 28 октября 1998 г. по делу "Ассенов и другие против Болгарии" (Assenov and Others v. Bulgaria), § 93, Reports of Judgments and Decisions 1998-VIII).
144. Европейский Суд последовательно подчеркивал, что страдание и унижение должны в любом случае выходить за пределы неизбежного страдания или унижения, присущего данной форме законного обращения или наказания. Меры лишения свободы часто включают такой элемент. В соответствии со статьей 3 Конвенции государство должно обеспечить, чтобы лицо содержалось под стражей в условиях, совместимых с его человеческим достоинством, а также чтобы способ и метод исполнения такой меры не подвергали его страданиям или тяготам, превосходящим неизбежный уровень, присущий лишению свободы (см. Постановление Большой Палаты по делу "Кудла против Польши" (Kudla v. Poland), жалоба N 30210/96, § 92 - 94, ECHR 2000-XI).
145. В контексте лишения свободы Европейский Суд подчеркивал, что лица, содержащиеся под стражей, находятся в уязвимом положении, и власти обязаны обеспечить их физическое благополучие (см. Постановление Европейского Суда по делу "Тарариева против Российской Федерации" (Tarariyeva v. Russia), жалоба N 4353/03, § 73, ECHR 2006-XV (извлечения) <*>, Постановление Европейского Суда от 4 октября 2005 г. по делу "Сарбан против Молдавии" (Sarban v. Moldova), жалоба N 3456/05, § 77, и Постановление Европейского Суда по делу "Муизель против Франции" (Mouisel v. France), жалоба N 67263/01, § 40, ECHR 2002-IX). В отношении лица, лишенного свободы, любое использование силы, которое не является строго необходимым в связи с его поведением, умаляет человеческое достоинство и в принципе нарушает право, гарантированное статьей 3 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 7 декабря 2006 г. по делу "Шейдаев против Российской Федерации" (Sheydayev v. Russia), жалоба N 65859/01, § 59 <**>, Постановление Европейского Суда от 4 декабря 1995 г. по делу "Рибич против Австрии" (Ribitsch v. Austria), § 38, Series A, N 336, и Постановление Европейского Суда от 30 сентября 2004 г. по делу "Крастанов против Болгарии" (Krastanov v. Bulgaria), жалоба N 50222/99, § 53).
--------------------------------
<*> Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 7/2007.
<**> Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 7/2007.

(ii) Что касается установления фактов
146. Европейский Суд напоминает, что утверждения о жестоком обращении должны быть подкреплены достаточными доказательствами. При оценке доказательств Европейский Суд обычно применяет стандарт доказывания "вне всякого разумного сомнения" (см. Постановление Европейского Суда от 18 января 1978 г. по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom), § 161, Series A, N 25). Однако такое доказывание может строиться на совокупности достаточно надежных, четких и последовательных предположений или аналогичных неопровергнутых презумпций фактов. Если указанные события разворачиваются полностью или в значительной части в сфере исключительного ведения властей, как в делах лиц, находящихся под их контролем в местах лишения свободы, в связи с травмами, причиненными в период содержания под стражей, возникают прочные фактические презумпции. В действительности бремя доказывания может расцениваться как возлагающее на власти обязанность представить удовлетворительное и убедительное объяснение (см. Постановление Большой Палаты по делу "Салман против Турции" (Salman v. Turkey), жалоба N 21986/93, § 100, ECHR 2000-VII).
147. Если имело место разбирательство на уровне страны, в задачу Европейского Суда не входит подменять своими выводами оценку фактов, осуществлявшуюся национальными судами, и, как правило, именно они должны оценивать представленные им доказательства (см. Постановление Европейского Суда от 22 сентября 1993 г. по делу "Клаас против Германии" (Klaas v. Germany), § 29, Series A, N 269). Хотя Европейский Суд не связан выводами судов страны, для того чтобы вынудить его отойти от выводов таких судов о фактах при обычных обстоятельствах требуются бесспорные элементы (см. Постановление Европейского Суда от 2 ноября 2006 г. по делу "Матко против Словении" (Matko v. Slovenia), жалоба N 43393/98, § 100). Однако когда заявитель ссылается на статью 3 Конвенции, Европейский Суд обязан осуществлять особенно тщательную проверку этих данных (см., с необходимыми изменениями, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Рибич против Австрии", p. 24, § 32).
(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле
(i) События 23 октября 2001 г.
148. Сторонами не оспаривается, что в октябре 2001 года группа сотрудников отдела специального назначения Управления исполнения наказаний Министерства юстиции Российской Федерации по Калининградской области проводила определенные мероприятия в исправительной колонии, в которой содержался заявитель. Данные мероприятия включали, в частности, обыски всех помещений колонии и личные обыски заключенных. Все сотрудники носили маски и были экипированы резиновыми палками.
149. Заявитель утверждал, что мероприятия сопровождались неоднократными и суровыми побоями, в результате которых ряду заключенных, включая заявителя, были причинены множественные травмы. Он представил подробную версию событий, которые предположительно имели место 23 октября 2001 г., указывая последовательность событий, время, место и длительность побоев и описывая методы, примененные сотрудниками отдела специального назначения. Власти Российской Федерации оспаривали утверждения заявителя, настаивая на том, что применение силы не было необходимо, поскольку заключенные полностью исполняли требования и не демонстрировали неповиновения.
150. Европейский Суд отмечает, что заявитель не представил медицинских доказательств, подтверждающих, что он получил травмы, кроме медицинской справки от 7 ноября 2001 г. Согласно данной справке у заявителя имелась ссадина в боковой части спины (см. § 44 настоящего Постановления). Европейский Суд напоминает объяснение заявителя, в соответствии с которым он не был осмотрен врачом колонии сразу после предполагаемых побоев, несмотря на его неоднократные просьбы об этом. Заявитель также отметил, что во время осмотра 7 ноября 2001 г., то есть спустя две недели после предполагаемых побоев, врач колонии отказался зафиксировать все травмы. В ответ на утверждения заявителя власти Российской Федерации настаивали на том, что врач присутствовал на месте событий, когда сотрудники проводили соответствующие мероприятия, и что он не зафиксировал никаких жалоб (см. § 41 настоящего Постановления).
151. Европейский Суд не убежден доводами властей Российской Федерации. Из материалов, которыми располагает Европейский Суд, следует, что заявитель был одним из заключенных, жаловавшихся на побои, причиненные 23 октября 2001 г. (см. § 55 настоящего Постановления). Европейский Суд уже приходил к выводу по ряду дел, что при таких обстоятельствах государственные органы обязаны провести медицинский осмотр заявителя и иных заключенных, содержавшихся в соответствующих помещениях (см. Постановление Европейского Суда от 8 ноября 2007 г. по делу "Миронов против Российской Федерации" (Mironov v. Russia, жалоба N 22625/02, § 57, с дополнительными отсылками <*>). Хотя вопрос об эффективности расследования жалоб заявителя на жестокое обращение будет рассмотрен ниже, Европейский Суд уже в данный момент подчеркивает, что он удивлен отсутствием в настоящем деле медицинского осмотра, несмотря на серьезность утверждений заявителя. Осмотр 7 ноября 2001 г. не был достаточен для исполнения этой обязанности в связи с промежутком времени между обжалуемыми событиями и датой его проведения. Европейский Суд также учитывает решение районного суда от 29 марта 2006 г., которым было возобновлено расследование жалоб заявителя на жестокое обращение. В этом решении районный суд отметил, что независимый медицинский осмотр был необходим для расследования утверждений о жестоком обращении (см. § 59 настоящего Постановления).
--------------------------------
<*> Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 4/2008.

152. Кроме того, Европейский Суд не придает доказательственного значения тому факту, что заявитель предположительно не обращался с жалобами к врачу колонии, который присутствовал при операции. Неудивительно, что заявитель не обратился с жалобами к врачу колонии в присутствии предполагаемых причинителей вреда. Европейский Суд не может исключить возможность того, что заявитель был запуган лицами, которых он обвинял в жестоком обращении по отношению к нему (см. Постановление Европейского Суда от 23 октября 2007 г. по делу "Колибаба против Молдавии" (Colibaba v. Moldova), жалоба N 29089/06, § 49, и Постановление Европейского Суда по делу "Баты и другие против Турции" (Bati and Others v. Turkey), жалобы N 33097/96 и 57834/00, § 100, ECHR 2004-IV (извлечения)). Европейский Суд также отмечает, что власти Российской Федерации не оспаривали, что после операции отдела специального назначения заявитель неоднократно просил, чтобы его осмотрел врач колонии.
153. Европейский Суд далее отмечает, что, хотя медицинские доказательства играют решающую роль в установлении фактов для цели конвенционного производства, отсутствие таких доказательств не может сразу же приводить к выводу о том, что утверждения о жестоком обращении являются ложными или не могут быть доказаны. В противном случае власти могли бы избегать ответственности за жестокое обращение, не проводя медицинские осмотры и не фиксируя применение физической силы или специальных средств (см., с необходимыми изменениями, Постановление Европейского Суда от 15 мая 2008 г. по делу "Дедовский и другие против Российской Федерации" (Dedovskiy and Others v. Russia), жалоба N 7178/03, § 77 <*>).
--------------------------------
<*> Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2009.
154. Оценивая утверждения заявителя о жестоком обращении, Европейский Суд принимает во внимание иные доказательства, имеющиеся в материалах дела. Европейский Суд отмечает, что 26 октября 2001 г. врач колонии назначил заявителю постельный режим на три дня, сделав соответствующую запись в журнале учета N 29 ПКТ-ШИЗО (см. § 39 настоящего Постановления). Данный факт не оспаривался властями Российской Федерации. Это также подтверждалось выводом Багратионовского районного суда в рамках разбирательства по иску заявителя в порядке гражданского судопроизводства (см. § 63 настоящего Постановления). Европейский Суд не упускает из виду, что на заседании районного суда врач колонии настаивал на том, что постельный режим был назначен по причине утомления заявителя. Однако Европейский Суд находит это объяснение поверхностным и надуманным. Кроме того, на заседании Багратионовского районного суда 26 апреля 2004 г. представитель исправительной колонии заявил, что 23 октября 2001 г. физическая сила была применена к заявителю, который получил удар резиновой палкой (см. § 63 настоящего Постановления). Факт побоев был также подтвержден в открытом судебном заседании сокамерником заявителя Т. Европейский Суд, таким образом, находит доказанным "вне всякого разумного сомнения", что заявитель претерпел как минимум один удар резиновой палкой со стороны сотрудников отдела специального назначения.
155. Европейский Суд далее отмечает, что для обеспечения возможности рассмотрения по существу жалобы заявителя на жестокое обращение и с учетом характера утверждений заявителя он просил власти Российской Федерации представить полную копию материалов проверки, касающихся разбирательства в отношении сотрудников отдела специального назначения. Власти Российской Федерации без указания причин не представили Европейскому Суду затребованные материалы, ограничившись предоставлением копий определенных рапортов и постановлений национальных органов, которыми уже располагал Европейский Суд. При таких обстоятельствах Европейский Суд готов сделать выводы из поведения властей Российской Федерации, а также из уклонения национальных властей от проведения медицинского осмотра заявителя после событий 23 октября 2001 г. Указывая на это и принимая во внимание доказательства, исследованные в предыдущем параграфе, а также последовательность жалоб на жестокое обращение, с которыми заявитель выступал всякий раз, когда он мог свободно высказываться перед различными следственными органами или судами страны, Европейский Суд находит установленным в соответствии со стандартом доказывания, требуемым для конвенционного разбирательства, что 23 октября 2001 г. заявитель подвергся обращению, на которое он жаловался и за которое несли ответственность власти Российской Федерации (см. Постановление Большой Палаты по делу "Сельмуни против Франции" (Selmouni v. France), жалоба N 25803/94, § 88, ECHR 1999-V, Постановление Европейского Суда от 20 июля 2004 г. по делу "Мехмет Эмин Юксел против Турции" (Mehmet Emin Yuksel v. Turkey), жалоба N 40154/98, § 30, и Постановление Европейского Суда от 26 января 2006 г. по делу "Михеев против Российской Федерации" (Mikheyev v. Russia), жалоба N 77617/01, § 104 - 105 <*>). Европейский Суд, таким образом, переходит к оценке суровости обращения, которому был подвергнут заявитель, на основе его доводов и имеющихся материалов дела.
--------------------------------
<*> Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 6/2006.

156. Европейский Суд напоминает, что он признал установленным, что заявитель был избит сотрудниками отдела специального назначения и что в результате этих побоев он был прикован к постели, по крайней мере, в течение трех дней. Европейский Суд не усматривает обстоятельств, которые делали бы необходимым применение силы к заявителю. В этом отношении Европейский Суд напоминает довод властей Российской Федерации, согласно которому применение силы не было необходимо, поскольку заключенные, включая заявителя, полностью исполняли требования. Соответственно, представляется, что применение силы было намеренным, карательным по характеру и направленным на унижение заявителя и склонение его к подчинению. Кроме того, обращение, которому подвергся заявитель, должно было причинить ему нравственные и физические страдания.
157. При таких обстоятельствах Европейский Суд находит, что государство несет ответственность на основании статьи 3 Конвенции за пытку, которой подвергли заявителя сотрудники отдела специального назначения в исправительной колонии 23 октября 2001 г., и, следовательно, имело место нарушение данного положения.
(ii) События 7 ноября 2001 г.
158. Европейский Суд отмечает, и стороны не оспаривают, что 7 ноября 2001 г. заявитель вступил в спор с надзирателем Л. Кроме того, не оспаривалось, что надзиратель Л. применил к заявителю физическую силу.
159. Европейский Суд отмечает, что точные обстоятельства и интенсивность применения силы к заявителю оспаривались сторонами. Власти Российской Федерации утверждали, что сила была применена законно в ответ на буйное поведение заявителя. Применение силы не выходило за рамки обоснованного и необходимого при обстоятельствах дела. Как следует из рапорта, составленного надзирателем Л., когда заявитель попытался бежать по коридору, он выкрутил его руку и уложил заявителя на пол "с использованием приема борьбы" (см. § 43 настоящего Постановления). Заявитель не оспаривал, что он бежал по коридору и не подчинился требованию. Однако он утверждал, что сотрудник Л. несколько раз бил и пинал его в область бедер и в лицо. Заявитель ссылался на показания его сокамерников, согласно которым сотрудник Л. дважды ударил его кулаком по спине, прежде чем втолкнуть в камеру.
160. Европейский Суд, во-первых, отмечает, что заявитель был осмотрен врачом колонии сразу после событий 7 ноября 2001 г. Как следует из медицинской справки, выписанной врачом, заявитель имел ссадину в боковой части спины (см. § 44 настоящего Постановления). Вместе с тем, учитывая выводы Европейского Суда в отношении утверждений заявителя о жестоком обращении, имевшем место 23 октября 2001 г. (см. § 156 настоящего Постановления), Европейский Суд не может заключить, вне всякого разумного сомнения, что травма, зафиксированная врачом колонии, была причинена надзирателем Л. 7 ноября 2001 г.
161. В любом случае, по мнению Европейского Суда, ссадина, обнаруженная на теле заявителя, опровергает версию событий заявителя. Она соответствует незначительному физическому столкновению, которое могло иметь место между заявителем и надзирателем. Европейский Суд также не может не отметить противоречия в версиях событий, представленных заявителем властям страны и Европейскому Суду. Кроме того, Европейский Суд находит странным, что никто из сокамерников заявителя не указывал в своих показаниях на следы на лице заявителя, хотя последний настаивал на том, что надзиратель ударил его кулаком по лицу несколько раз. Европейский Суд, таким образом, приходит к выводу, что ничто не доказывает применение надзирателем избыточной силы, когда при исполнении обязанностей он столкнулся с предположительно буйным поведением заявителя. Европейский Суд не убежден, что примененная сила оказала такое воздействие на физическое или психическое благополучие заявителя, которое могло повлечь возникновение вопроса по статье 3 Конвенции.
162. Учитывая вышеизложенное, Европейский Суд не может считать установленным вне всякого разумного сомнения, что 7 ноября 2001 г. заявитель был подвергнут обращению, противоречащему статье 3 Конвенции или что власти использовали физическую силу, которая не была строго необходимой в связи с собственным поведением заявителя.
163. Следовательно, в данном вопросе требования статьи 3 Конвенции нарушены не были.
(iii) События 21 января 2002 г.
164. Европейский Суд отмечает, что 21 января 2002 г. сотрудники отдела специального назначения вновь прибыли в колонию уже для оказания содействия в ситуации коллективной голодовки и самотравмирования заключенных. Стороны выдвинули доводы, аналогичные тем, которые они использовали при описании событий 23 октября 2001 г. Однако власти Российской Федерации признали, что в отношении заявителя 21 января 2002 г. была применена резиновая палка.
165. Европейскому Суду нет необходимости рассматривать конкретные разночтения в версиях событий, выдвинутых сторонами, поскольку ключевые пункты его анализа событий 21 января 2002 г. аналогичны тем, которые относятся к событиям 23 октября 2001 г. В частности, Европейский Суд повторно отмечает неизбирательный характер мероприятий отряда специального назначения, которые были направлены на весь контингент колонии, а не на конкретных заключенных, а также уклонение властей от проведения медицинского осмотра для проверки того, получил ли заявитель какие-либо травмы в результате мероприятий в колонии, что особенно удивительно в ситуации, когда национальные органы, как и власти Российской Федерации, подтвердили, что заявитель подвергся побоям.
166. Европейский Суд далее отмечает, что заявитель представил наглядное и подробное описание жестокого обращения, которому он предположительно подвергся, указывая его место, время и продолжительность, и назвал сотрудников колонии и заключенных, присутствовавших на месте событий. Если власти Российской Федерации считали данные утверждения не соответствующими действительности, они могли опровергнуть их с помощью, например, свидетельских показаний или иных доказательств. Европейский Суд также предложил властям Российской Федерации представить материалы проверки, относящиеся к жалобам заявителя на события 21 января 2002 г. Однако без каких-либо объяснений они не представили материалы дела, лишь признав, что сотрудник был вынужден "применить резиновую палку" к заявителю в связи с неповиновением последнего. Европейский Суд, следовательно, повторно сделает выводы из поведения властей Российской Федерации. Принимая во внимание иные относимые факторы, которые обсуждались выше, он находит установленным, что заявитель претерпел обращение, которое обжаловалось им. С учетом таких обстоятельств на власти Российской Федерации возлагается бремя представления убедительных доводов о том, что применение силы не являлось избыточным (см. Постановление Европейского Суда от 24 мая 2007 г. по делу "Зелилоф против Греции" (Zelilof v. Greece), жалоба N 17060/03, § 47).
167. Представляется очевидным, что акты насилия в отношении заявителя были совершены сотрудниками при исполнении ими своих обязанностей. Европейский Суд отмечает довод властей Российской Федерации, в соответствии с которым сила была применена законно в ответ на буйное поведение заключенных, включая заявителя.
168. Европейский Суд сознает существующий в исправительных учреждениях потенциал насилия и тот факт, что неповиновение заключенных может быстро перерасти в бунт, требующий вмешательства сил безопасности (см. Постановление Европейского Суда от 21 декабря 2006 г. по делу "Геми и другие против Турции" (Gomi and Others v. Turkey), жалоба N 35962/97, § 77). Европейский Суд допускает, что использование силы может быть необходимым для обеспечения безопасности в тюрьме, поддержания порядка или предотвращения преступлений в исправительных учреждениях. Тем не менее, как отмечалось выше, сила может применяться, только если это неизбежно, и она не должна быть избыточной (см. Постановление Европейского Суда от 12 апреля 2007 г. по делу "Иван Василев против Болгарии" (Ivan Vasilev v. Bulgaria), жалоба N 48130/99, § 63, с дополнительными ссылками). Любое использование физической силы, которое не является абсолютно необходимым вследствие поведения самого заключенного, умаляет человеческое достоинство и в принципе представляет собой вмешательство в право, гарантированное статьей 3 Конвенции.
169. Европейский Суд не усматривает необходимости, которая могла обусловить применение резиновых палок против заявителя. Напротив, действия сотрудников были в высшей степени несоразмерны вменяемым заявителю нарушениям и явно несовместимы с целями, которые они были призваны достичь. Так, из объяснений властей Российской Федерации следует (см. § 46 настоящего Постановления), что группа сотрудников вошла в камеру N 3, где содержался заявитель, намереваясь обыскать ее. Заявитель отказался покинуть камеру, оскорблял сотрудников и хватал их за одежду. Европейский Суд признает, что при таких обстоятельствах сотрудникам могло потребоваться прибегнуть к физической силе для того, чтобы вывести заявителя из камеры. В то же время Европейский Суд не убежден, что применение к заключенному резиновой палки являлось подходящим для достижения желаемого результата, а именно проведения обыска. По мнению Европейского Суда, в такой ситуации удар палкой был лишь формой репрессии или телесного наказания.
170. Вместе с тем Европейский Суд отмечает, что заявитель был подвергнут побоям не в ходе внезапной операции, могущей повлечь неожиданные обстоятельства, на которые сотрудники отдела специального назначения могли быть вынуждены реагировать без предварительной подготовки. Власти Российской Федерации не оспаривали, что сотрудники планировали свои действия заранее и располагали достаточным временем для оценки возможных рисков и принятия всех необходимых мер для реализации своей задачи. К происшествию была причастна группа сотрудников, имевших явное численное превосходство над заявителем, который, как представляется, на тот момент находился в камере один. Кроме того, Европейский Суд не убежден, что заявитель сопротивлялся требованиям сотрудников способом, который мог требовать применения резиновых палок.
171. Европейский Суд также принимает к сведению жалобу заявителя на то, что побои продолжались в коридоре даже после того, как он исполнил требование и покинул камеру. В этом отношении Европейский Суд отмечает, что, если власти Российской Федерации считали эти утверждения ложными, они могли опровергнуть их посредством, например, свидетельских показаний или иных доказательств. Однако ни на одной стадии разбирательства в Европейском Суде власти Российской Федерации не оспаривали этот аспект утверждений заявителя о фактах.
172. Как указано выше, применение резиновых палок к отношении заявителя носило карательный характер. Оно не способствовало и не могло способствовать обеспечению исполнения задач, которые стояли перед сотрудниками. Карательное насилие, к которому сознательно прибегли сотрудники, было направлено на то, чтобы вызвать в заявителе чувства страха и унижения и сломить его физическое или моральное сопротивление. Цель этого обращения заключалась в том, чтобы унизить заявителя и склонить его к повиновению. Кроме того, удары палкой должны были причинить ему интенсивные нравственные и физические страдания.
173. Соответственно, Европейский Суд находит, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции, поскольку 21 января 2002 г. российские власти подвергли заявителя бесчеловечному обращению в нарушение этого положения.
(c) Предполагаемая неадекватность расследования
174. Европейский Суд напоминает, что, если лицо выступает с доказуемым утверждением о том, что оно претерпело жестокое обращение в нарушение статьи 3 Конвенции, данное положение во взаимосвязи с вытекающей из статьи 1 Конвенции общей обязанностью государства обеспечивать "каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в... Конвенции" подразумевает проведение эффективного официального расследования. Обязательство расследовать - это "обязательство средств, а не обязательство получить результат": не каждое расследование обязательно должно быть успешным или привести к результатам, подтверждающим изложение фактов заявителем; однако оно должно, в принципе, вести к выяснению обстоятельств дела и, если жалобы оказались обоснованными, к установлению и наказанию виновных. Таким образом, расследование доказуемого утверждения о жестоком обращении должно быть тщательным. Это означает, что власти должны всегда предпринимать серьезные попытки установить, что произошло, не используя поспешные или необоснованные выводы с целью прекращения расследования или в качестве базы для своих решений. Они должны принимать все доступные им разумные меры для обеспечения доказательств относительно происшествия, включая, в частности, свидетельские показания, судебную экспертизу и так далее. Любой недостаток расследования, подрывающий возможность установления причины травм или личности виновных, может привести к нарушению этого стандарта (см. в числе многих примеров упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Михеев против Российской Федерации", § 107 и последующие, и Постановление Европейского Суда от 28 октября 1998 г. по делу "Ассенов и другие против Болгарии" (Assenov and Others v. Bulgaria), Reports 1998-VIII, § 102 и последующие).
175. Европейский Суд рассмотрит вопрос об эффективности расследования утверждений заявителя о жестоком обращении в свете этих принципов.
176. Европейский Суд отмечает, что обжалуемые заявителем события разворачивались под контролем властей и при их полной осведомленности. Должностные лица колонии должны были знать о масштабах избиений 23 октября 2001 г. и 21 января 2002 г., принимая во внимание число заключенных, заявивших в прокуратуру о жестоком обращении (см. § 55 настоящего Постановления). Кроме того, 7 ноября 2001 г. и 21 января 2002 г. властями были составлены рапорты о применении силы к заявителю. При таких обстоятельствах заявитель был вправе утверждать, что подвергся жестокому обращению и что у государственных служащих была обязанность провести эффективное расследование (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Дедовский и другие против Российской Федерации", § 88, и Постановление Европейского Суда от 24 июля 2008 г. по делу "Владимир Романов против Российской Федерации" (Vladimir Romanov v. Russia), жалоба N 41461/02, § 83 <*>).
--------------------------------
<*> Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 3/2009.

177. Возвращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что заявитель полностью зависел от прокуратуры в сборе доказательств, необходимых для обоснования его жалобы. Прокурор имел законные полномочия для допроса надзирателей и сотрудников отдела специального назначения, вызова свидетелей, осмотра места происшествия, сбора доказательств для суда и принятия других важных мер в целях установления истинности утверждений заявителя. Его роль была решающей не только в преследовании участников преступления, но и для использования заявителем других средств правовой защиты в целях возмещения ущерба, который он претерпел (см. § 86 настоящего Постановления). Европейский Суд отмечает, что прокуратура, которая была осведомлена о предполагаемых побоях, причиненных заявителю, начала проверку, которая пока не привела к уголовному преследованию виновных в побоях. Проверка прекращалась и возобновлялась несколько раз и продолжается в настоящее время. В связи с этим, по мнению Европейского Суда, вопрос заключается не столько в том, было ли расследование <*>, так как стороны этого не оспаривают, сколько в том, осуществлялось ли оно тщательно, проявляли ли власти решимость установить и привлечь к ответственности виновных, и, следовательно, было ли расследование "эффективным".
--------------------------------
<*> Европейский Суд использует выражение "расследование" в широком смысле, так как из настоящего Постановления следует, что уголовное дело по жалобам заявителя не возбуждалось и расследование не проводилось (прим. переводчика).

178. Таким образом, Европейский Суд должен прежде всего оценить безотлагательность расследования в качестве показателя решимости властей преследовать виновных в жестоком обращении с заявителем (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Сельмуни против Франции", § 78 и 79). В настоящем деле Европейский Суд находит установленным, что заявитель довел свои утверждения о жестоком обращении до сведения властей, обращаясь с рядом жалоб к прокурору Калининградский области (см. § 48 настоящего Постановления). Представляется, что прокуратура быстро начала проверку после получения информации о предполагаемых побоях. Однако Европейский Суд принимает к сведению тот факт, что ни на одной стадии расследования не делались попытки провести медицинскую экспертизу в отношении заявителя. В этом отношении Европейский Суд напоминает, что надлежащие медицинские обследования являются существенной гарантией от жестокого обращения. Судебный медик должен обладать формальной и фактической независимостью, иметь специальную подготовку и достаточно широкие функции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Аккоч против Турции" (Akkoc v. Turkey), жалобы N 22947/93 и 22948/93, § 55 и 118, ECHR 2000-X). В этой связи Европейский Суд с озабоченностью отмечает, что отсутствие объективных доказательств наподобие медицинской экспертизы впоследствии явилось основанием для отказа в возбуждении уголовного дела в отношении виновных лиц.
179. Кроме того, хотя представляется, что на первоначальной стадии проверки власти приняли определенные меры, проверка затянулась. Европейский Суд находит удивительным, что в течение почти трех лет, с 9 июля 2003 г. по 29 марта 2006 г., отсутствовали дальнейшие подвижки, и дело было закрыто до момента коммуницирования настоящей жалобы государству-ответчику (см. § 53 и 59 настоящего Постановления). После возобновления в марте 2006 года проверка продолжается в настоящее время. Власти Российской Федерации не представили объяснений затягиванию проверки. При таких обстоятельствах Европейский Суд вынужден заключить, что властями не соблюдалось требование безотлагательности (см. Постановление Европейского Суда от 31 мая 2005 г. по делу "Кишмир против Турции" (Kismir v. Turkey), жалоба N 27306/95, § 117, и Постановление Европейского Суда по делу "Ангелова и Илиев против Болгарии" (Angelova and Iliev v. Bulgaria), жалоба N 55523/00, § 103, ECHR 2007-...). Европейский Суд также учитывает вывод районного суда в решении от 29 марта 2006 г. о том, что вследствие затягивания расследования власти утратили возможность эффективного расследования утверждений заявителя о жестоком обращении.
180. Что касается тщательности расследования, Европейский Суд отмечает ряд существенных недостатков, способных подорвать ее достоверность и эффективность. Во-первых, как установил районный суд в решении от 29 марта 2006 г., прокурор не допросил лично сотрудников и надзирателей, которые участвовали в инцидентах или могли наблюдать их. Он ограничился пересказом их объяснений, полученных после происшествий. Право заявителя на эффективное участие в расследовании также не было обеспечено. Из того же решения от 29 марта 2006 г. следует, что прокурор не заслушал заявителя лично. Кроме того, заявитель не имел возможности опознать и участвовать в допросе сотрудников и надзирателей, которые предположительно принимали участие в побоях.
181. Во-вторых, Европейский Суд отмечает выборочный и несколько непоследовательный подход следственных органов к оценке доказательств. Постановления, представленные Европейскому Суду, свидетельствуют о том, что выводы прокурора основывались прежде всего на показаниях сотрудников и надзирателей, участвовавших в инцидентах. Хотя фрагменты показаний заявителя были включены в постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, следователь не счел их заслуживающими доверия, по-видимому, потому что они отражали личные точки зрения и обвинительную тактику заявителя. Однако следователь нашел достоверными показания надзирателей и сотрудников, несмотря на то, что их показания могли отражать оборонительную тактику и быть направленными на подрыв достоверности показаний. По мнению Европейского Суда, при проверке применялись различные стандарты при оценке показаний, поскольку показания заявителя были сочтены субъективными в отличие от показаний надзирателей и сотрудников. Достоверность последних также следовало поставить под сомнение, поскольку следствие должно было установить, подлежат ли эти сотрудники дисциплинарной или уголовной ответственности (см. Постановление Европейского Суда от 23 февраля 2006 г. по делу "Огнянова и Чобан против Болгарии" (Ognyanova and Choban v. Bulgaria), жалоба N 46317/99, § 99).
182. Кроме того, из постановлений прокурора следует, что он основал свои выводы исключительно на объяснениях администрации колонии, надзирателей и сотрудников. Прокурор был осведомлен относительно имен заключенных, которые могли видеть побои, но не принял мер для их допроса или установления иных очевидцев. Кроме того, он не принял значимых мер по осмотру помещений, в которых заявитель предположительно подвергся жестокому обращению. Европейский Суд, соответственно, находит, что уклонение прокурора от сбора подтверждающих доказательств и его особое отношение к сотрудникам и надзирателям должны рассматриваться как серьезнейший недостаток расследования (см. Постановление Европейского Суда от 25 сентября 1997 г. по делу "Айдын против Турции" (Aydin v. Turkey, § 106, Reports 1997-VI).
183. Наконец, что касается судебного разбирательства по жалобе заявителя на постановление прокурора от 9 июля 2003 г., Европейский Суд находит удивительным, что ни районный, ни региональный суды не проявили интереса к установлению и личному допросу очевидцев побоев, причиненных заявителю, а также надзирателей и сотрудников, причастных к происшествиям (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Зелилоф против Греции", § 62, и Постановление Европейского Суда от 16 февраля 2006 г. по делу "Осман против Болгарии" (Osman v. Bulgaria), жалоба N 43233/98, § 75). По мнению Европейского Суда, этот необъяснимый недостаток разбирательства лишил заявителя возможности эффективно оспорить версию предполагаемых виновников происшествий (см. Постановление Европейского Суда от 16 декабря 2003 г. по делу "Кметть против Венгрии" (Kmetty v. Hungary, жалоба N 57967/00, § 42). Что касается разбирательства о компенсации вреда, Европейский Суд учитывает, что национальные суды заслушали некоторых заключенных. В то же время их показания подверглись противоречивым оценкам, и им не было придано достаточное доказательное значение. Суды также основали свои выводы на объяснениях и показаниях надзирателей и сотрудников. Представляется, что фактически национальные власти не предприняли значимой попытки привлечь виновных в жестоком обращении к ответственности.
184. С учетом вышеупомянутых упущений российских властей Европейский Суд находит, что расследование утверждений заявителя о жестоком обращении не являлось тщательным, быстрым или эффективным. Соответственно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте.

IV. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в отношении содержания заявителя совместно с ВИЧ-положительными заключенными

185. Со ссылкой на статью 3 Конвенции заявитель жаловался также на то, что он подвергся угрозе заражения ВИЧ во время содержания в исправительной колонии N ОМ-216/9.

A. Доводы сторон

186. Власти Российской Федерации признали, что с 19 по 26 мая 1999 г. группа ВИЧ-положительных заключенных находилась в колонии N ОМ-216/9, где отбывал наказание заявитель. Администрация колонии приняла все возможные меры во избежание распространения болезни. До прибытия группы администрация колонии провела разъяснительную работу, читая лекцию заключенным о СПИДе и способах его передачи. По прибытии в колонию ВИЧ-положительные заключенные были размещены в отдельных помещениях, и им были выделены стерилизованное медицинское оборудование и посуда. Администрация обеспечила безопасные санитарные условия путем отведения отдельного банного дня для этих заключенных и обособленной стирки белья и одежды. Кроме того, в колонии запрещались использование наркотиков, сексуальные контакты и нанесение татуировок, за счет которых мог передаваться вирус. Власти Российской Федерации подчеркивали, что не имелось случаев передачи ВИЧ и что заявитель не мог утверждать обратное. Они также отмечали, что, принимая ВИЧ-положительных заключенных в обычную колонию, администрация следовала рекомендациям ЕКПП, предписывающим отсутствие каких-либо форм сегрегации в отношении ВИЧ-положительных заключенных.
187. Заявитель оспорил утверждения властей Российской Федерации, указав, что ВИЧ-положительные заключенные использовали те же помещения, включая баню, кухню, прачечную и больницу, что и прочие заключенные. Он подтвердил, что администрация колонии читала заключенным лекцию о способах передачи ВИЧ. Однако он настаивал на том, что одной лекции было недостаточно. Заявитель был уверен, что только его собственная осторожность спасла его от вируса.

B. Мнение Европейского Суда

188. Европейский Суд отмечает, что согласно существующим международным стандартам (см. § 96 - 100 настоящего Постановления) отдельное содержание, изоляция и ограничения в работе и отдыхе считаются излишними в случае с ВИЧ-инфицированными лицами в обществе или в местах заключения (см. также Постановление Европейского Суда по делу "Энхорн против Швеции" (Enhorn v. Sweden) жалоба N 56529/00, § 55, ECHR 2005-I). Во время их заключения такие лица не должны содержаться отдельно от остальных заключенных, пока это не становится строго необходимо по медицинским и другим существенным основаниям. ВИЧ-инфицированным заключенным должно быть предоставлено достаточное медицинское обслуживание с учетом обязательства сохранить тайну. Национальные власти должны предоставить всем заключенным информацию об опасности того или иного поведения и способах передачи ВИЧ-инфекции.
189. Европейский Суд отмечает некоторые противоречия в доводах сторон относительно условий содержания в колонии ВИЧ-положительных заключенных. Однако Европейский Суд рассмотрит жалобу заявителя исходя из допущения о том, что он находился в одном помещении с ВИЧ-положительными заключенными. Европейскому Суду не требуется устанавливать правдивость всех утверждений, поскольку жалоба в любом случае является неприемлемой по следующим основаниям.
190. В настоящем деле не утверждалось, что заявитель заразился ВИЧ или что он незаконно был подвергнут реальной угрозе заражения, например, за счет сексуального контакта или внутривенного приема наркотиков. Заявитель не оспаривал того, что администрация колонии принимала необходимые меры для предотвращения сексуального контакта между заключенными и что она запрещала использование наркотиков и нанесение татуировок. Европейский Суд также учитывает тот факт, что администрация колонии применяла методику уменьшения опасности, распространяя презервативы, а также технологию общей предосторожности, например, предоставляя стерилизованное медицинское оборудование каждому пациенту. Тот факт, что ВИЧ-положительные заключенные использовали ту же медицинскую, санитарную, продовольственную и иную инфраструктуру, что и иные заключенные, сам по себе не порождает вопроса с точки зрения статьи 3 Конвенции (см. Решение Европейского Суда от 2 марта 2006 г. по делу "Коробов и другие против Российской Федерации" (Korobov and Others v. Russia), жалоба N 67086/01). Администрация предоставила заключенным точную и объективную информацию о заражении ВИЧ и СПИД, ясно указав способы передачи ВИЧ. Европейский Суд придает особое значение консалтингу об уменьшении угрозы ВИЧ, который осуществляла администрация колонии (см. противоположный пример в Постановлении Европейского Суда от 31 июля 2008 г. по делу "Салманов против Российской Федерации" (Salmanov v. Russia), жалоба N 3522/04, § 53 <*>). При таких обстоятельствах Европейский Суд не находит, что власти уклонились от обеспечения здоровья заявителя.
--------------------------------
<*> Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2009.

191. Таким образом, Европейский Суд полагает, что в жалобе заявителя не усматриваются признаки нарушения статьи 3 Конвенции. Следовательно, она является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

V. Предполагаемое нарушение статьи 6 Конвенции

192. Заявитель жаловался на то, что суды отказали в обеспечении его личного участия в заседаниях 5 апреля, 13 мая, 24 июля, 7 и 21 августа и 4 декабря 2002 г., 28 февраля, 4 июня, 23 сентября и 18 ноября 2003 г., 24 марта, 26 апреля, 12 мая и 13 октября 2004 г. Он ссылался на пункт 1 статьи 6 Конвенции, который в соответствующей части предусматривает следующее:
"Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях... имеет право на справедливое и публичное... разбирательство дела... судом...".

A. Доводы сторон

193. Власти Российской Федерации утверждали, что отсутствие заявителя было объективно оправдано тем фактом, что он отбывал срок лишения свободы в отдаленной исправительной колонии, и не представлялось возможным доставлять его в судебные заседания. Однако ему были разъяснены его процессуальные права, включая право на ведение дел через представителя, которым он не воспользовался.
194. Заявитель возражал на это, что он не был доставлен в суд, поскольку российское гражданско-процессуальное законодательство не предусматривает такого права. Он также указывал, что не мог привлечь представителя, так как имел ограниченные финансовые средства. В то же время российское законодательство не предусматривает бесплатной юридической помощи в таких делах.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

195. Европейский Суд отмечает, что заявитель участвовал в ряде разбирательств в национальных судах. Он жаловался на нарушение принципа равенства сторон в связи с тем, что в этих разбирательствах национальные суды, рассматривавшие его требования, отказали ему в личном участии. Европейский Суд рассмотрит вопрос о приемлемости жалобы по каждому отдельному разбирательству.
196. Что касается разбирательства, в котором заявитель обжаловал законность постановления прокурора от 9 июля 2003 г., Европейский Суд отмечает, что заявитель не участвовал в заседании 23 сентября 2002 г. в Центральном районном суде и 18 ноября 2003 г. в Калининградском областном суде. 13 февраля 2006 г. президиум Калининградского областного суда прямо признал, что суды, рассматривавшие дело, отказали в участии заявителя в заседаниях в нарушение российского законодательства. Президиум отменил решения от 23 сентября и 18 ноября 2003 г. и направил дело на новое рассмотрение. Европейский Суд также учитывает, что после постановления от 13 февраля 2006 г. 29 марта 2006 г. Центральный районный суд повторно рассмотрел дело заявителя с его участием и вынес решение об удовлетворении его требования, отменив постановление прокурора от 9 июля 2003 г. Европейский Суд принимает во внимание, что заявитель не обжаловал решение от 29 марта 2006 г. С учетом содержания постановления от 13 февраля 2006 г., последующего пересмотра дела районным судом с участием заявителя и отмены постановления прокурора от 9 июля 2003 г. Европейский Суд находит, что национальные власти признали, а затем предоставили возмещение за предполагаемое нарушение Конвенции. Отсюда следует, что заявитель более не может считаться жертвой предполагаемого нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции в значении статьи 34 Конвенции (см. Решение Европейского Суда от 25 января 2007 г. по делу "Федосов против Российской Федерации" (Fedosov v. Russia), жалоба N 42237/02, Решение Комиссии по правам человека от 12 апреля 1996 г. по делу "Ханс Иоахим Эндерс против Германии" (Hans-Joachim Enders v. Germany), жалоба N 25040/94, и, с необходимыми изменениями, Постановление Европейского Суда от 16 июня 2005 г. по делу "Хаджиев против Азербайджана" (Hajiyev v. Azerbaijan), жалоба N 5548/03, и Решение Европейского Суда от 30 августа 2005 г. по делу "Вон против Люксембурга" (Wong v. Luxemburg), жалоба N 38871/02), и жалоба в этой части подлежит отклонению в соответствии со статьей 34 Конвенции и пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
197. Заявитель также жаловался на то, что он не мог участвовать в заседаниях 5 апреля и 24 июля 2002 г. в разбирательстве о возмещении вреда, связанном с содержанием ВИЧ-положительных заключенных в исправительной колонии. Европейский Суд напоминает, что он уже рассматривал аналогичную жалобу в другом деле против России и нашел ее неприемлемой (см. Решение Европейского Суда от 8 июня 2006 г. по делу "Скоробогатых против Российской Федерации" (Skorobogatykh v. Russia), жалоба N 37966/02). В частности, Европейский Суд указывал:
"Согласно последовательной прецедентной практике Европейского Суда для применимости гражданско-правового аспекта пункта 1 статьи 6 Конвенции требуется наличие "реального и серьезного спора" относительно "гражданского права", который как минимум на уровне доказуемости может считаться признаваемым национальным законодательством. Таким образом, требование, предъявляемое в суд для разрешения, должно считаться реальным и серьезным, если отсутствуют явные указания о противоположном, которые могут обусловить вывод о том, что требование является незначительным или необоснованным в ином отношении (см., например, Постановление Европейского Суда от 23 октября 1985 г. по делу "Бентхем против Нидерландов" (Benthem v. Netherlands), Series A, N 97, § 32, и Постановление Европейского Суда от 1 июля 1997 г. по делу "Рольф Густафсон против Швеции" (Rolf Gustafson v. Sweden), Reports of Judgments and Decisions 1997-IV, § 38).
Что касается фактов, Европейский Суд может согласиться с тем, что требование, предъявленное заявителем, было гражданским, поскольку заявитель требовал не только признать действия тюремной администрации незаконными, но и присудить ему компенсацию морального вреда, предположительно причиненного по вине властей (см., например, Постановление Европейского Суда от 18 декабря 1996 г. по делу "Аксой против Турции" (Aksoy v. Turkey), Reports of Judgments and Decisions 1996-VI, § 92). Что касается вопроса о том, являлся ли спор "реальным и серьезным", Европейский Суд учитывает, что согласно национальному законодательству компенсация морального вреда присуждается только в отношении доказанного вреда, причиненного действиями или бездействием властей, нарушающими права истца. Европейский Суд также отмечает, что из искового заявления заявителя, материалов дела и принятых по нему судебных решений очевидно следует, что на всем протяжении разбирательства, в первой и кассационной инстанциях, заявитель не выдвигал конкретных утверждений о личном ущербе или вмешательстве в его права, которые по крайней мере на уровне доказуемости могли обусловить выплату компенсации в соответствии с применимым национальным законодательством. Его неудовлетворенность была связана исключительно с присутствием ВИЧ-инфицированных заключенных в этой тюрьме и предполагаемой незаконностью соответствующих правовых актов и административных решений. По мнению Европейского Суда, эти обстоятельства содержат достаточно ясное указание на то, что данный спор не был реальным и серьезным (см., например, Постановление Комиссии по правам человека от 8 декабря 1997 г. по делу "Кауконен против Финляндии" (Kaukonen v. Finland), жалоба N 24738/94, Decisions and Reports (DR) 91-A, p. 14). Соответственно, пункт 1 статьи 6 Конвенции неприменим в настоящем деле, и жалоба заявителя подлежит отклонению как не соответствующая положениям Конвенции ratione materiae <*> в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции".
--------------------------------
<*> Ratione materiae (лат.) - "ввиду обстоятельств, связанных с предметом рассмотрения", критерий существа обращения, применяемый при оценке приемлемости жалобы Европейским Судом (прим. переводчика).

Европейский Суд не усматривает оснований для отхода от этого вывода в настоящем деле и отклоняет жалобу заявителя как несовместимую с положениями Конвенции ratione materiae в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции.
198. Европейский Суд полагает, что та же мотивировка, что и в предыдущем параграфе, применима к жалобе заявителя в части его отсутствия в заседаниях 7 августа и 4 декабря 2002 г. в разбирательстве по делу о демонстрации фильмов. Европейский Суд учитывает вывод Багратионовского районного суда о том, что требование заявителя не имеет основы в национальном законодательстве, так как законодательство, действовавшее в период, относящийся к обстоятельствам дела, не предусматривало права заключенных, включая заявителя, смотреть фильмы в тюрьмах (см. § 77 настоящего Постановления). Соответственно, Европейский Суд не убежден, что статья 6 Конвенции применима к данному разбирательству. Однако даже если предположить, что иск заявителя представлял собой "гражданское требование" в значении пункта 1 статьи 6 Конвенции, поскольку он не только требовал признать действия властей незаконными, но также требовал компенсации морального вреда, Европейский Суд не находит, что спор был "реальным и серьезным". Европейский Суд отмечает, что заявитель не указал в национальных судах или Европейском Суде на какие-либо препятствия, личный вред или вмешательство в его личные права, вызванные уклонением властей от организации показа фильмов, которые могли по крайней мере на уровне доказуемости являться основанием для присуждения ему компенсации в соответствии с применимым национальным законодательством. Национальные суды не усмотрели прямой связи между предполагаемым уклонением и предполагаемым ущербом, который, кроме того, не был обоснован. Соответственно, отсутствовали установленное право, которым пренебрегли национальные власти, прямая связь между предполагаемым уклонением и предполагаемым ущербом и, кроме того, доказательства какого-либо ущерба (см. Решение Европейского Суда от 12 октября 2006 г. по делу "Кункова и Кунков против Российской Федерации" (Kunkova and Kunkov v. Russia), жалоба N 74690/01). Таким образом, Европейский Суд находит пункт 1 статьи 6 Конвенции неприменимым к рассматриваемому разбирательству, и жалоба должна быть отклонена как несовместимая с положениями Конвенции ratione materiae в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции.
199. Что касается остальной части жалобы относительно четырех разбирательств по поводу условий содержания заявителя под стражей и побоев, причиненных в колонии (см. § 16 - 18, 31 - 33, 63 - 65 и 76 - 78 настоящего Постановления), Европейский Суд полагает, что она не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции и не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

200. Европейский Суд напоминает, что принцип состязательности и равенства сторон, который является одним из признаков более широкого понятия справедливого судебного разбирательства, означает, что каждой стороне должна быть предоставлена разумная возможность знать позицию другой стороны и представленные ею доказательства и высказывать свое мнение о них, а также представлять свое дело в условиях, которые не ставят его в существенно неблагоприятное положение в отношении противной стороны (см. Постановление Европейского Суда от 3 марта 2000 г. по делу "Крчмарж и другие против Чехии" (Krcmar и Others v. Czech Republic), жалоба N 35376/97, § 39, и Постановление Европейского Суда от 27 октября 1993 г. по делу "Домбо Бехер Б.В. против Нидерландов" (Dombo Beheer B.V. v. Netherlands), Series A, N 274, § 33). Европейский Суд ранее устанавливал нарушение права на публичное и справедливое судебное разбирательство в нескольких делах против Российской Федерации, в котором сторона гражданского дела была лишена возможности участия в заседании из-за несвоевременной или ненадлежащей доставки повесток (см. Постановление Европейского Суда от 15 марта 2005 г. по делу "Яковлев против Российской Федерации" (Yakovlev v. Russia), жалоба N 72701/01, § 19 и последующие <*>, Постановление Европейского Суда от 20 октября 2005 г. по делу "Грошев против Российской Федерации" (Groshev v. Russia), жалоба N 69889/01, § 27 и последующие <**>, и Постановление Европейского Суда от 5 октября 2006 г. по делу "Мокрушина против Российской Федерации" (Mokrushina v. Russia), жалоба N 23377/02 <***>). Он также установил нарушение статьи 6 Конвенции в деле, в котором российский суд отказал в обеспечении явки заключенного истца, который желал дать объяснения в устной форме относительно своего утверждения о том, что он подвергся жестокому обращению со стороны милиции. Несмотря на то, что заявитель в этом деле был представлен женой, Европейский Суд счел имеющим значение, что его требование было в существенной степени основано на его личном опыте, и его объяснения могли, таким образом, стать "важной частью представления истцом своего дела и, по сути, единственным способом обеспечения состязательного разбирательства" (см. Постановление Европейского Суда от 10 мая 2007 г. по делу "Ковалев против Российской Федерации" (Kovalev v. Russia), жалоба N 78145/01, § 37 <****>).
--------------------------------
<*> Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 10/2005.
<**> Там же. N 5/2006.
<***> Там же. N 9/2007.
<****> Там же. N 10/2007.

201. Европейский Суд отмечает, что Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации предусматривает право истца на личное участие в рассмотрении судом его иска (см. § 92 настоящего Постановления). Однако ни Гражданский процессуальный, ни Уголовно-исполнительный кодексы не содержат специального положения об осуществлении этого права лицами, содержащимися под стражей, в предварительном заключении или при отбытии наказания. В настоящем деле ходатайства заявителя об обеспечении явки были отклонены на том основании, что национальное законодательство не предусматривает доставки осужденных из исправительных колоний в место рассмотрения их исков. Европейский Суд напоминает, что статья 6 Конвенции гарантирует не право на личное присутствие в суде по гражданским делам, а более общее право эффективно представлять свое дело в суде и находиться в равном положении по отношению к противной стороне. Пункт 1 статьи 6 Конвенции оставляет государствам свободный выбор средств для обеспечения этих прав сторонам гражданских дел (см. Постановление Европейского Суда по делу "Стил и Моррис против Соединенного Королевства" (Steel и Morris v. United Kingdom), жалоба N 68416/01, § 59 - 60, ECHR 2005-II).
202. Вопрос об использовании заключенными своих процессуальных прав в гражданском деле несколько раз рассматривался Конституционным Судом Российской Федерации, который указал несколько способов обеспечения их прав (см. § 94 настоящего Постановления). Он последовательно указывал на представительство как на приемлемый выход в делах, в которых сторона не может явиться в суд по гражданским делам лично. С учетом очевидных сложностей перевозки осужденных из одной местности в другую Европейский Суд может в принципе согласиться с тем, что в делах, где требование не основано на личном опыте истца, как в упоминавшемся выше деле Ковалева, представительство заключенного адвокатом не нарушает принципа равенства сторон.
203. В настоящем деле ввиду личного характера его требований, относившихся к условиям его содержания под стражей в изоляторе N ИЗ-39/1 (заседания 28 февраля и 4 июня 2003 г. (см. § 16 и 18 настоящего Постановления) и заседания 24 марта и 12 мая 2004 г. (см. § 31 и 33)) и в изоляторе Гвардейского районного отдела милиции (заседания 13 мая и 21 августа 2002 г. (см. § 76 и 78 настоящего Постановления)) и к побоям, причиненным в исправительной колонии (заседания 26 апреля и 13 октября 2004 г. (см. § 63 и 65 настоящего Постановления)), заявитель просил о личном участии в заседаниях судов по гражданским делам, которые последовательно отказывали ему. В трех первых разбирательствах суды отказывали в рассмотрении гражданско-правовых требований заявителя, установив, что не имеется правовой основы для обеспечения явки заявителя. Однако иная ситуация сложилась в разбирательстве по поводу побоев в колонии. Багратионовский районный суд провел заседание в исправительной колонии и заслушал заявителя и его соистца (см. § 63 настоящего Постановления). В личном участии заявителя в заседании Калининградского областного суда, рассматривавшего жалобу на решение Багратионовского районного суда, было отказано (см. § 65 настоящего Постановления).
(a) Три разбирательства по поводу условий содержания заявителя под стражей
204. Европейский Суд напоминает, и власти Российской Федерации не оспаривали этого, что заявитель настаивал на своем участии в заседаниях, утверждая, в частности, что он не имеет средств для оплаты услуг адвоката. Европейский Суд отмечает, что заявитель не имел права на бесплатную юридическую помощь (см. § 18 и 92 настоящего Постановления). В такой ситуации представлять его интересы мог только родственник, друг или знакомый. Однако, как следует из решений национальных судов, после того, как было отказано в личном участии заявителя, они не рассматривали способы обеспечения его эффективного участия в разбирательстве. Суды только отмечали, что заявитель уведомлен о своих процессуальных правах и может привлечь представителя. Они не навели справки относительно того, мог ли заявитель привлечь представителя, в частности, с учетом времени, проведенного им в заключении, имелось ли лицо, готовое представлять его интересы в национальных судах, и если да, мог ли он связаться с ним и выдать ему доверенность. Кроме того, представляется, что по крайней мере в двух первых разбирательствах заявитель узнал об отказе в личном участии одновременно с получением копии решения, которым его требование было отклонено по существу. Таким образом, заявитель очевидно не мог принимать решения о дальнейшем образе действий для защиты своих прав до того, как решение об отказе в личном участии было ему сообщено (см. Постановление Европейского Суда от 23 октября 2008 г. по делу "Хужин и другие против Российской Федерации" (Khuzhin and Others v. Russia), жалоба N 13470/02, § 107 <*>). Суд кассационной инстанции не принял мер для исправления этой ситуации.
--------------------------------
<*> Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 3/2009.

205. В любом случае с учетом характера требований заявителя, которые в значительной степени были основаны на личном опыте, Европейский Суд не убежден в том, что явка представителя в суд могла обеспечить эффективное, надлежащее и удовлетворительное представление дела заявителя. Европейский Суд полагает, что показания заявителя относительно условий его содержания под стражей, первоисточником сведений о которых являлся сам заявитель, составляли незаменимую часть представления дела истцом (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ковалев против Российской Федерации" § 37). Только заявитель мог описать условия и ответить на вопросы судей при их наличии.
206. Европейский Суд напоминает, что национальные суды отказали в личном участии заявителя, ссылаясь на отсутствие нормы, требующей его присутствия, или на прямой запрет перевозки заключенных. В этой связи Европейский Суд также учитывает другую возможность, которую имели национальные суды для обеспечения участия заявителя в разбирательстве. Эта возможность была эффективно использована Багратионовским районным судом в разбирательстве по жалобам заявителя на жестокое обращение. Районный суд провел в данном деле заседание в исправительной колонии заявителя. Европейский Суд находит необъяснимым, почему в трех разбирательствах национальные суды даже не рассматривали такую возможность.
207. При таких обстоятельствах Европейский Суд находит, что в разбирательстве по поводу условий содержания заявителя под стражей в изоляторе N ИЗ-39/1 и Гвардейском районном отделе милиции национальные суды лишили заявителя возможности эффективного представления своего дела.
208. Соответственно, имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в части отсутствия заявителя в национальных судах в этих трех разбирательствах.
(b) Разбирательство по поводу побоев в колонии
209. Европейский Суд повторно напоминает, что заявитель присутствовал на заседании Багратионовского районного суда и эффективно защищал свою позицию. Однако ему было отказано в личном участия в заседании Калининградского областного суда.
210. Таким образом, остается определить, повлек ли отказ Калининградского областного суда в обеспечении личного участия заявителя нарушение его прав, предусмотренных пунктом 1 статьи 6 Конвенции. В этой связи Европейский Суд отмечает, что юрисдикция Калининградского областного суда не была ограничена вопросами права, он также мог рассматривать вопросы факта. Заявитель не утверждал, что имелись новые факты, которые не затрагивались им в районном суде и потому не были отражены в материалах дела. Он также не выдвигал новых правовых вопросов в своей кассационной жалобе. Представляется, что в своей кассационной жалобе заявитель повторил свою версию происшествия, изложенную в районном суде. Он не просил Калининградский областной суд вызвать свидетелей с его стороны и не предполагал представить дополнительные доказательства. Соответственно, Европейский Суд полагает, что суд кассационной инстанции мог адекватно разрешить вопросы на основе материалов дела и подробных письменных объяснений заявителя. Он также учитывает, что заявитель не утверждал, что его дело могло быть лучше рассмотрено на основе устных доводов, чем на основе письменных.
211. С учетом вышеизложенного и вывода Европейского Суда о допустимости принятия национальными властями во внимание соображений эффективности и экономии в сфере участия осужденных в гражданских делах (см. § 202 настоящего Постановления) Европейский Суд находит, что существовали обстоятельства, оправдывавшие лишение заявителя права участия в заседании Калининградского областного суда (см., с необходимыми изменениями, Постановление Европейского Суда от 24 июня 1993 г. по делу "Шулер-Цграгген против Швейцарии" (Schuler-Zgraggen v. Switzerland), § 58, Series A, N 263, и Постановление Европейского Суда от 7 июня 2007 г. г. по делу "Загородников против Российской Федерации" (Zagorodnikov v. Russia), жалоба N 66941/01, § 33, 34 <*>).
--------------------------------
<*> Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 11/2008.

212. Соответственно, по делу требования пункта 1 статьи 6 Конвенции в части отсутствия заявителя в заседании суда кассационной инстанции 13 октября 2004 г. нарушены не были.

VI. Иные предполагаемые нарушения Конвенции

213. Ссылаясь на статьи 6, 8, 10, 13 и 14 Конвенции, заявитель жаловался также на различные процессуальные нарушения, допущенные национальными судами в разбирательствах, стороной которых он являлся, на неправильное толкование и применение национального законодательства судами, неясную мотивировку их решений, невозможность получения полной информации о состоянии его здоровья и на отказы прокурора в возбуждении уголовного дела против судьи. Он также утверждал, что не располагал эффективным средством правовой защиты, поскольку все его жалобы и иски были отклонены, и на то, что он подвергался дискриминации национальными властями.
214. Однако с учетом представленных ему материалов Европейский Суд находит, что доказательства не свидетельствуют о наличии признаков нарушения прав и свобод, предусмотренных Конвенцией или Протоколами к ней. Отсюда следует, что эта часть жалобы является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

VII. Применение статьи 41 Конвенции

215. Статья 41 Конвенции предусматривает:
"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

216. Заявитель требовал 68 000 евро в качестве компенсации морального вреда, причиненного нарушениями его прав, гарантированных статьями 3 и 13 Конвенции. Он также требовал 500 евро в отношении каждого нарушения его прав, предусмотренных пунктом 1 статьи 6 Конвенции.
217. Власти Российской Федерации утверждали, что требования заявителя являются явно необоснованными, поскольку они не подкреплены документами.
218. Европейский Суд прежде всего напоминает, что заявителю не может быть предъявлено требование доказывания морального вреда, который он претерпел (см. Постановление Европейского Суда от 1 июня 2006 г. по делу "Гридин против Российской Федерации" (Gridin v. Russia, жалоба N 4171/04, § 20 <*>). Европейский Суд также отмечает, что в настоящем деле он установил сочетание особо серьезных нарушений. Европейский Суд признает, что заявитель претерпел унижение и страдание в части бесчеловечных и унижающих достоинство условий содержания под стражей, отсутствия эффективного средства правовой защиты в отношении жалоб на условия его содержания под стражей и жестокое обращение, дважды причиненное ему в исправительной колонии. Кроме того, он не мог извлечь выгоду из адекватного и эффективного расследования его жалоб на жестокое обращение, и он не мог эффективно представить свою позицию в трех гражданских разбирательствах. При таких обстоятельствах Европейский Суд полагает, что страдание и разочарование заявителя не могут быть компенсированы только установлением факта нарушения. Тем не менее конкретная сумма выглядит чрезмерной. Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский Суд присуждает заявителю 54 600 евро в качестве компенсации морального вреда, а также любые налоги, подлежащие начислению на указанную выше сумму.
--------------------------------
<*> Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 5/2007.

B. Судебные расходы и издержки

219. Заявитель, интересы которого представляли в Европейском Суде два юриста Центра содействия международной защите в Москве, требовал 2 490 евро в качестве компенсации гонораров и издержек, понесенных при обращении в Европейский Суд. В частности, его представитель утверждал, что затратил на дело больше 40 часов. Они представили подробную разбивку судебных расходов и издержек, которые включали исследования и подготовку правовых документов, представленных в Европейский Суд, по ставке 60 евро. Заявитель также требовал 100 евро в качестве компенсации почтовых расходов юристов и расходов на телефонные переговоры.
220. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не представил документ, подтверждающий выплату им юридических гонораров бесплатному юристу. Они настаивали на том, что требования заявителя являются необоснованными и, соответственно, не подлежат удовлетворению.
221. Европейский Суд напоминает, что в соответствии со статьей 41 Конвенции заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в части, в которой они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру (см., например, Постановление Большой Палаты по делу "Сахин против Германии" (Sahin v. Germany), жалоба N 30943/96, § 105, ECHR 2003-VIII). Европейский Суд отмечает, что в 2004 году заявитель выдал юристам Центра содействия международной защите в Москве доверенность для представления его интересов в Европейском Суде по правам человека. Объем и подробности объяснений, представленных заявителем, свидетельствуют о том, что в его интересах проделана большая работа. С учетом представленных документов и ставок работы юристов Европейский Суд признает, что эти ставки являются разумными. Однако Европейский Суд полагает, что относительно сумм, требуемых в отношении юридических гонораров, должна быть применена скидка в связи с тем, что часть жалобы заявителя признана неприемлемой. Другая скидка требуется в связи с тем, что заявителю были предоставлены 850 евро в порядке освобождения от оплаты юридической помощи Европейским Судом. Принимая во внимание представленные материалы, Европейский Суд присуждает заявителю 1 000 евро в качестве компенсации судебных расходов и издержек в части представительства его интересов в Европейском Суде, а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителя в связи с этой суммой.
222. Что касается почтовых и телефонных расходов, Европейский Суд отмечает, что ни заявитель, ни его юристы не представили доказательств (счета, квитанции и так далее), подкрепляющих это требование. Соответственно, Европейский Суд отклоняет его.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

223. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

НА ОСНОВАНИИ ИЗЛОЖЕННОГО СУД:

1) признал единогласно жалобу приемлемой в части бесчеловечных и унижающих достоинство условий содержания заявителя в изоляторе N ИЗ-39/1 с 19 декабря 2003 г. по 12 января 2004 г., отсутствия эффективного средства правовой защиты в отношении его жалобы на условия его содержания под стражей, жестокого обращения с ним в исправительной колонии N ОМ-216/13, неэффективности расследования жалоб на жестокое обращение с ним и нарушения принципа равенства сторон в четырех гражданских разбирательствах относительно условий его содержания под стражей и побоев, причиненных в колонии, и признал большинством голосов жалобу в остальной части неприемлемой;
2) постановил единогласно, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части условий содержания заявителя под стражей с 19 декабря 2003 г. по 12 января 2004 г. в изоляторе N ИЗ-39/1 в г. Калининграде;
3) постановил единогласно, что имело место нарушение статьи 13 Конвенции;
4) постановил единогласно, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части обращения, которому заявитель подвергся 23 октября 2001 г. и 21 января 2002 г. в исправительной колонии N ОМ-216/13;
5) постановил единогласно, что по делу требования статьи 3 Конвенции в части обращения, которому заявитель подвергся 7 ноября 2001 г. в исправительной колонии N ОМ-216/13, нарушены не были;
6) постановил единогласно, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части уклонения властей от эффективного расследования жалоб на жестокое обращение с заявителем;
7) постановил единогласно, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в трех гражданских разбирательствах относительно условий содержания заявителя под стражей;
8) постановил единогласно, что по делу требования пункта 1 статьи 6 Конвенции в гражданском разбирательстве относительно побоев в исправительной колонии нарушены не были;
9) постановил единогласно:
(a) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю следующие суммы, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты:
(i) 54 600 евро (пятьдесят четыре тысячи шестьсот евро) в качестве компенсации морального вреда;
(ii) 1 000 евро (одну тысячу евро) в качестве компенсации судебных расходов и издержек, понесенных в Европейском Суде;
(iii) любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителя в связи с этими суммами;
(b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;
10) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.
Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 27 мая 2010 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Председатель
Палаты Суда
Х.РОЗАКИС

Секретарь
Секции Суда
С.НИЛЬСЕН

------------------------------------------------------------------

Announcement

ДЕЛО "АРТЕМОВ (ARTYOMOV) ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ" <*> (Жалоба N 14146/02) ЕСПЧ

ДЕЛО "АРТЕМОВ (ARTYOMOV) ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ" <*> (Жалоба N 14146/02) ЕСПЧ

Comment